Наперекор

В Париже на 78-м году жизни умерла Наталья Горбаневская

Анкор-анкор наперекор
тому, что чает рок,
наперерез и рек, и гор
судьбе, трубящей в рог,
куда сияющий чертог
огнями круглый год
обвалят в бешеный поток
и галл, и франк, и гот,
и славянин, и славное,
но без оружья воинство,
а это значит: главное –
не потерять достоинство.
Наталья Горбаневская.

Из книги «Штойто», стихи 2010 г.

В воспоминаниях Натальи Горбаневской есть такой эпизод: в декабре 1962 года, общаясь с Анной Ахматовой, она получила разрешение переписать запрещённую поэму «Реквием». «Протягивая мне шариковую ручку, - позднее рассказывала Наталья Горбаневская, - Анна Андреевна сказала: «Этим карандашиком перед вами переписал «Реквием» Солженицын» [1].

В действительности всё находится рядом, на расстоянии вытянутой руки и зажатого в этой руке карандаша или ручки. И настоящая литература, и невыдуманная история – рядом, совсем рядом. Надо лишь присмотреться и прислушаться.

Мы, живущие в ХХI веке, многих людей, имевших прямое отношение к самым важным событиям ХХ века, ещё могли застать в живых. И застали.

Тем более мы застали тех, кто знал классиков лично.

Когда Наталья Горбаневская познакомилась с Иосифом Бродским, Бродскому было двадцать лет, а ей – двадцать четыре.

Наталья Горбаневская знала очень многих, соединяя разные эпохи и страны. Она сама оказалась в центре исторических событий, незаметно меняя мир вокруг.

В «Площади Несогласия» она, говоря о Боге, написала:

Не Он сотворил ГУЛАГ,
а ХХ век,
и человек,
а значит, и я, и ты.

Невозможность самоустраниться, запереться в своём «поэтическом шкафу» в конце концов заставила выйти её на Красную площадь, на лобное место.

Очень важно, что в этом не было отчаяния.

Когда человек свободен, нет причин отчаиваться.

Совсем недавно, вечером 12 сентября 2013 года, Наталья Горбаневская, находясь в Пскове [ 2 ], сделала короткую надпись на своей книге «Чайная роза». Шариковая ручка, которой Наталья Горбаневская подписала книгу, лежит в моём письменном столе. Она сломалась. Но есть книга, а в ней:

Вытекая из устья
и впадая в исток,
все твержу наизусть я:
«Дайте срок – дали срок».
Из потьмы захолустья
заглянуть на чаёк
в ваши кущи. И пусть я
не река, ручеёк.

Но это был такой ручеёк, который не замерзает тогда, когда большие реки застывают и позволяют по себе ходить.

Наталья Горбаневская не позволяла.

Ей дали не только срок, отправив в специализированную психиатрическую клинику в одну палату к убийцам, а затем - в другую жизнь, лишив гражданства.

Ей, сами того не желая, дали возможность взглянуть на Родину со стороны.

Однако, как только появилась возможность, Наталья Горбаневская часто приезжала из Парижа в Россию.

Наше государство ей не за что было любить. Но русский язык, в отличие от русского человека, в лагеря и в психушки запереть невозможно.

Язык сильнее любого государства и прилагающегося к нему гражданства. А хорошее стихотворение сильнее любого самого сильного охранника. Хорошее стихотворение не удержать взаперти и не накинуть на него смирительную рубашку.

Стихотворение, посвящённое Льву Лосеву, у Натальи Горбаневской заканчивается словами: «И без наркоза // на рифмы порублена проза».

Без наркоза – больно, иногда – невыносимо, но иначе со стихами нельзя.

«На фоне оголтелой советской пропаганды «Хроника» была не «контрпропагандой», а добросовестной журналистикой»

Самые решительные свои шаги, которые Наталья Горбаневская совершила в жизни, были сделаны совсем не на публику. Выход на акцию протеста 25 августа 1968 года – это нечто очень личное, обращённое не столько к миру, сколько к себе.

О протесте против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию в мире, конечно, узнали. Но советский народ по-прежнему спал спокойно. Считалось, что это был здоровый сон.

К тем же, кто протестовал, относились как к людям явно нездоровым. Вместо того чтобы выйти на ту же Красную площадь всей толпой 1 мая или 7 ноября под заранее спущенными лозунгами, человек выбирает неурочный день и час и выходит отстаивать «вашу и нашу свободу». Чем не болезнь?

Так, видимо, рассуждали чекисты-психиатры.

Адекватными считались люди, которым советская власть нравилась безоговорочно. Или те, кто делал вид, что нравится.

С тех пор прошло сорок с лишним лет, и кое-что изменилось. Но инакомыслие всё-таки продолжает считаться чем-то подозрительным, чуть ли не извращением.

Есть испытанный способ заставить человека быть «как все» - взять кого-нибудь в заложники. Того, кто этому человеку дорог.

Государство, в том числе и советское, в заложники людей брало значительно чаще, чем все террористы-одиночки вместе взятые.

Сломать человека, использовав родных и близких, - наиболее очевидный путь.

Если же человек всё равно не ломается, - значит, он имеет психические отклонения. Третьего не дано. Так рассуждали те, у кого была власть, но не было совести.

Для этого случая подобрали такое понятие, как «эмоциональное уплощение». О нём Наталья Горбаневская упоминала на сентябрьской встрече в Пскове в 2013 году.

В частности, чекисты-психиатры утверждали, что в людях с эмоциональным уплощением (они же – так называемые диссиденты) оно якобы «проявляется в виде потери всяких чувств по отношению к родственникам, близким, может присутствовать полное безразличие по отношению к самому себе и своей судьбе».

Иначе говоря, если захват в заложники родных и близких человека не ломает, значит, в человеке присутствует безразличность как болезнь, и её надо лечить.

Открывается прямой путь в сумасшедший дом со всей его репрессивной медициной.

В действительности в бесчувственности, скорее, можно заподозрить тех, кто выбрал профессию, в которой главное – ломать людей через колено.

Правда, сентиментальные палачи попадаются гораздо чаще. Наверное, они потому и бывают так сентиментальны с родными людьми и домашними животными, что со всеми остальными им приходится подавлять эмоции, «уплощать» их.

В Пскове Наталья Горбаневская предпочитала публично подробно не рассуждать о своей семье. Однако это не значит, что она вообще избегала этой темы.

Её действительно часто упрекали в том, что она, будто бы не ведая жалости, вышла на акцию протеста с трёхмесячным ребёнком, то есть, поддерживая чехов и словаков, она якобы наплевала на своих детей.

Но в том-то и дело, что лозунг «За вашу и нашу свободу» подразумевал и свободу для её детей. И дети ей за это благодарны.

Какая там эмоциональная уплощённость? Эмоции били через край. Можно представить, что чувствовала маленькая хрупкая Наталья Горбаневская, когда решилась выйти на площадь.

Она часто в жизни упоминала слово «посметь», то есть – переступить, сделать решительный шаг, взять на себя ответственность.

Быть смелым – это значит преодолеть страх. Если страха нет изначально, то нет и смелости.

Речь на самом деле идёт о воле. Её могут подавлять в психушке – лекарствами. Но её же могут подавлять другим способом, в том числе с помощью государственной пропаганды.

Однако подавить волю всех без исключения ещё никому не удавалось.

При всей нелюбви к советской власти Наталья Горбаневская никогда не занималась контрпропагандой.

Это она подчёркивала особо.

В своё время Наталья Горбаневская произнесла очень важные слова, которые отчасти объясняют её взгляды на правозащитную деятельность и журналистику: «На идее защиты прав и свобод человека, в первую очередь свободы информации, стояла «Хроника текущих событий». На фоне оголтелой советской пропаганды «Хроника» была не «контрпропагандой», а той добросовестной журналистикой, какой не была и не могла быть советская печать.

Не секрет, правда, что в некоторых документах самиздата тоже иногда воцарялось то, что я в то время называла «поэтикой эпитетов», то есть жажда словесно покрепче «приложить» - «мордой об стол».

В противоположность этому «Хроника» стремилась быть чистой по стилю и тону, исключительно несущей информацию, безоценочной. Оценки приходилось давать в крайне редких случаях.

Приведу один из них. В 69-м году в Москве были арестованы, признаны невменяемыми и отправлены в психиатрическую больницу специального типа члены национал-большевистской организации. В самиздате появился памфлет, автор которого выражал злорадство по этому поводу.

«Хроника», где регулярно появлялись обзоры самиздата, была вынуждена отметить, что не следует злорадствовать, когда людей за какие бы то ни было взгляды бросают в психиатрическую тюрьму».

Наталья Горбаневская до последних своих дней поступала точно так же, поддерживая тех, кто часто по своим взглядам был ей чужд. Но она не отказывала им в праве считаться людьми и защищала их права.

«Я родилась в Советском Союзе, а умру, наверное, во Франции»

Зато ненавистники Натальи Горбаневской не церемонились и выражений не выбирали.

Они и после смерти Натальи Горбаневской выражений не выбирают.

Наследники тех, кто её когда-то пытал, в России по-прежнему находятся у власти. Поэтому неудивительно, что всё ещё в ходу старые методы по дискредитации.

Правозащитников и вообще инакомыслящих прошлого и настоящего по сложившейся привычке обвиняют в корысти и психических отклонениях.

Охранителям не понять, что, помимо воли к власти, к славе, к деньгам и к удовольствиям, существует ещё и воля к жизни, к нормальной жизни. Причём в норму не укладываются медицинские и пропагандистские препараты по подавлению воли.

Пока же в России слишком много людей, по разным причинам не способных сознательно управлять своими эмоциями и поступками, людей, которые надеются на кого угодно, только не на себя.

Наталья Горбаневская была из тех немногих людей, кто не перекладывает ответственность на других и не ждёт, когда другие прозреют и осмелеют.

Помимо всего прочего, Наталья Горбаневская была переводчиком - с польского, чешского, словацкого и французского.

Но не только.

Она переводила, в смысле показывала направление тем, кто готов был, по её выражению, ответить на «русский вопрос»: «Под откос или в гору?»

Под откос, конечно, проще. Поэтому она двигалась в гору.

Иногда у Натальи Горбаневской вылетали очень неожиданные и поэтому запоминающиеся строки:

Лежит вратарь в углу ворот,
красив и недвижим,
и все мы, все, из рода в род
в углу ворот лежим.

Все ли? Она точно не лежала. Она шла – на площадь, она бежала – от палачей. Она летела – в Россию, в свою родную Москву. Ей было всё интересно и важно. Она до последнего продолжала открывать мир и переживала за него.

Лет десять назад Наталья Горбаневская написала:

Моя мама родилась в России
и умерла в России
четыре дня спустя
после роспуска СССР
А я родилась в Советском Союзе
а умру наверное во Франции
с ярлыком
«беженка бесподданная
бывшая советская».

Так оно всё и получилось. Всё, кроме ярлыка.

1 См.: Н. Горбаневская. Ворованный воздух. Выступление на конференции «Праведники ГУЛАГа», Милан, декабрь 2003.

2 См.: А. Семёнов. Ваша и наша свобода // «ПГ», № 36 (658) от 18-24 сентября 2013 г.

Алексей СЕМЁНОВ