«У нас появятся первые осужденные: люди, которые, в общем, — жулики»

Глава ФАС Игорь Артемьев рассказал «Газете.Ru» о результатах борьбы с картелями и реформе госзакупок

— Россия готовится перейти на Федеральную контрактную систему в госзакупках. Плюсов больше, чем минусов?

— Компромисс – и хороший компромисс – заключен: три органа власти  — Минфин, МЭР и ФАС  — подписались под этим документом. Мы согласовали документ потому, что в нем сохранены лучшие достижения 94-го закона о размещении заказов для госнужд.

Это такие вещи как электронные аукционы, система прозрачности, возможности гражданского контроля за осуществлением закупок государственными служащими за бюджетные деньги – то есть деньги общества, – очень многие механизмы внедрения современных телекоммуникаций в процесс организации государственных и муниципальных закупок. Это заставило экспертов ООН в Женеве в июле признать систему госзаказа в России одной из самых совершенных в мире.

Сегодня по этим параметрам госзакупок мы обошли и Соединенные Штаты, и Европейский союз. Это то, в чем мы опережаем наших традиционных партнеров.

Вместе с тем, были и недостатки у 94-го закона. Считаю, что они были преувеличены, и то, что говорили многие высокопоставленные государственные служащие, во многом не соответствовало действительности. Тем не менее ФКС предусматривает усиление предквалификации, например, в области обеспечения заявок со стороны банков, увеличивает требования к антидемпинговой защите, вводит новую систему планирования. Бизнес будет видеть, что будет востребовано государством. Также будет оптимизирован контроль за качеством товаров.

На мой взгляд, большой недостаток  — что придется издавать достаточно много правительственных актов, потому что ряд вопросов остался нераскрытым. Они в 2013 году будут уточнены. Поэтому закон о ФКС будет вступать в силу с 2014 года.

— Вы говорили, что в ходе второго чтения будет тысяча поправок.

— Более тысячи. Принятый в первом чтении документ был больше политическим компромиссом. И поэтому от текста мало что останется. Но это нормальное продвижение вперед. Политики, приняв это решение, заставили буквально сесть за стол переговоров стороны в самом правительстве, которые были очень далеки друг от друга и исходили из разных парадигм развития этого законодательства.

— Позволит ли ФКС обществу больше контролировать систему госзакупок? Чтобы чиновники и федеральные бюджетные учреждения не закупали дорогостоящие автомобили, как часто бывает. Потому что в системе электронного размещения заявок это всплывает крайне редко.

— ФКС это предусматривает. Мы уже пять лет пытаемся ввести в 94-й закон очевидную норму – потребительские товары премиум-класса для государственных служащих должны быть запрещены. Если заказчику нужен какой-то прибор особой точности, то нужно обосновывать это в заявке. Это будет возможно, например, для измерения каких-то параметров, что в итоге сможет предотвратить несчастные случаи и т. д.

А для машин, мебели, дорогой отделки, изразцов или канделябров – того, что людей сильно злит, – закон предусматривает принятие акта правительства, который ограничивает эти потребности чиновников далеко не первой необходимости.

Есть другая интересная вещь  — продвижение инновационной продукции. Например, можно определить, что дедовские лампы накаливания совершенно неприемлемы для закупок для госнужд. Есть уже более совершенные аналоги. То же самое с компьютерной или радиотехникой. Государство должно следить за появлением технических новинок и учитывать это при формировании своих запросов. Конечно, применение таких новинок должно быть обосновано, в них действительно должна быть потребность.

— Тогда нужно проводить экспертизу. Представляли а-ля русский iPhone или планшет от Чубайса. Сначала было заявлено, что это передовая отечественная разработка, но потом перестали их продвигать.

— Что хорошо, что плохо, надо решать в результате конкурентных торгов. Есть класс iPad, iPhone, или более широко  — смартфонов. Значит, нужно и выбирать лучшее из того, что есть, но в соотношении «цена-качество», не просто «качество» и не просто «цена». Так мы для себя обычно выбираем товары.

— Как вы оцениваете ситуацию с картельными сговорами по итогам года? Какие самые проблемные отрасли?

— Ситуацию считаю очень тревожной. Только последние три года этому направлению государство стало уделять самое пристальное внимание. Правоохранительные органы по-прежнему этими делами мало занимаются. Они занимаются другими, тоже очень тяжкими экономическими преступлениями, в то время как американцы считают картель самым опасным экономическим преступлением.

У нас смещены представления о реальности.

Тем не менее те антимонопольные законы, которые были приняты и вступили в силу в 2006, 2009 и 2012 году, позволили активизировать борьбу с картелями. Наша позиция такая: пока арбитражный суд не подтвердил факт картельного сговора, суды общей юрисдикции не должны принимать решение об уголовной ответственности физического лица за участие в картельном сговоре. Не дай Бог, чтобы пострадал невиновный. В этом году мы завершаем ряд арбитражных процессов. Уже в начале следующего года, имея положительные для нашей службы решения, мы вместе со следственными органами передаем эти дела – уже уголовные (по ст. 178 УК)  — в суды общей юрисдикции.

Я думаю, к середине года появятся первые обвиняемые и наказания, а это в максимуме до семи лет лишения свободы. Возможно, суд изберет условное наказание или меньшие сроки, но у нас появятся первые осужденные, то есть те люди, которые, в общем,  — жулики, вступившие в сговор с другими жуликами, чтобы обмануть население.

— Можете назвать самые важные дела?

— Это разные дела начиная с фармакологии или, скажем, химической промышленности до финансовых рынков. Советская традиция заключалась в том, чтобы создавать бесконечные ассоциации, объединения, которые сами по себе неплохи. Но наша традиция приводила к тому, что в этих ассоциациях начали создавать картели, то есть сговариваться о повышении цен без всякого разбора и причины, делить рынок по территории, сговариваться на торгах.

Встречаясь в бане, несколько гендиректоров могли подписать картельное соглашение, от которого страдает население. Картель по хлору, например, действует с 2000 года  — 12 лет.

Цены на хлор влияют на цену за питьевую воду и ее обеззараживание. К сожалению, картелями засорены очень многие отрасли экономики. Кстати, мы никогда не поборем инфляцию, пока не победим картели.

— Какие отрасли под вашим особым вниманием в следующем году?

— Социальные рынки. Мы должны заниматься тем, что больше всего беспокоит общество. И мы были бы совсем в отрыве от реальности, если бы занялись исследованием рынков на Луне или на Марсе. В нашей нелегкой жизни людей интересуют конкретные вещи. Поэтому мы всегда занимались и будем заниматься продуктами питания, таблетками и, конечно, бензином и топливом разных видов. Потому что тепло, питание, социальная защита, здравоохранение – это то, что ни в коем случае нельзя упускать из вида.

— Как вы оцениваете влияние на рынок сделки между ВР и «Роснефтью»?

— С одной стороны, такие гигантские сделки  — это хорошо. Что бы кто ни говорил отрицательного про эту сделку, масштаб $60 млрд показывает уровень нашей страны. Можно говорить об Америке, о Европе – покажите такие сделки в этих странах? Мы как рыночная экономика с точки зрения капитализации активов нашей собственной страны выросли уже очень сильно и ушли от того, что когда-то было: когда наши компании стоили копейки.

С точки зрения конкуренции мне жаль, что ТНК-ВР уходит с рынка как независимый игрок. Вместо того чтобы частная компания поглотила государственную – что было бы хорошо, с точки зрения конкуренции и моего представления о рыночной экономике – идет обратный процесс.

Но с точки зрения индикаторов антимонопольного законодательства  — доля объединенной «Роснефти» и ТНК-ВР ни по одной позиции, кроме дизельного топлива, не превышает 35% рынка  — норму доминирования по нашему закону. Когда документы на совершение сделки к нам придут, мы выдадим предписание в обеспечение конкуренции, предусмотрим специальные меры для защиты конкуренции. Потому что если наша страна и дальше будет собирать такой нефтяной «Газпром», то это будет плохо. Последствия – ограничение конкуренции и неэффективность.

Хотя на рынке газа есть и положительный момент, есть сделки «Новатэка» и «Нортгаза»  — все-таки хоть какая-то конкуренция с «Газпромом»,  — это скорее позитивный процесс. Но он должен быть существеннее.

Но я знаю, что ни у президента, ни у правительства нет желания создавать нефтяной «Газпром». Уверен, что конкуренция на рынке нефти будет сохранена.

— Недавно ФАС оштрафовала РЖД. В качестве аргумента приводился регламент грузоперевозок, который РЖД оспаривает в суде. Ваша позиция?

— Если бы мы оспаривали просто регламент и под этим не было бы никакого экономического содержания, мы были бы просто сумасшедшими. Суть в том, что РЖД в два раза подняла стоимость вагонов, которые сдает в аренду. Это сделано хитро, через обратную аренду у «дочек». Как монопольный перевозчик она этого делать не могла. Мы утверждаем, что постепенная реформа железных дорог шла во многом ради того, чтобы сдержать цены на аренду вагонов.

Что такое примерно в 2 раза повысить цены на аренду вагонов? Это стресс для всей экономики. Теперь все грузоотправители должны платить в два раза больше.

Я знаю, например, что владелец сети «Магнит» Сергей Галицкий возит овощи в Новосибирск на фурах. Самостоятельное решение РЖД поставило рынок перевозок в тяжелое положение. Возникает вопрос – а были ли правовые основания для того, чтобы повысить в два раза аренду? Мы утверждаем – нет.

— Последнее решение Девятого апелляционного арбитражного суда было не в пользу ФАС. Как вы будете далее действовать на рынке грузоперевозок?



— Мое уважение к судебной системе не позволяет что-то комментировать на эту тему. Но это вопрос не про регламент. И буду вам очень благодарен, если вы напишете, в чем именно суть. Если суды решат не в нашу пользу, все останется в экономике, как есть. Но с нашей подачи правительство уже заговорило об этой теме.

— Но РЖД со своей стороны обвиняет ФАС в нарушении линии правительства…

— Какая линия? Где эти решения правительства? Пусть коллеги покажут нам эти решения «одобрить повышение цен на вагоны». А не покажут, мы вынуждены будем взыскать с них большой штраф.

— Недавно президент поручил выработать гибкие меры сглаживания последствий вступления в ВТО. Не боитесь ограничения конкуренции для зарубежных компаний?

— Само вступление России в ВТО означает существенное усиление конкуренции. Прежде всего потому, что открывается дорога для импорта. И, учитывая нашу систему технического регулирования, которая пока серьезным барьером для импорта не служит, в отличие от тех же США это приведет к серьезному обострению конкуренции среди отечественных производителей и иностранных продавцов и товаропроизводителей. Для конкуренции это хорошо, и для потребителей в конечном итоге хорошо. Но при этом нужно уметь защитить внутренний рынок. Например, в сельском хозяйстве. Для этого существует свой инструментарий. У нас речь идет о мягком переходном периоде: Россия с оговоркой подписала соглашение с ВТО, сделала продуманный шаг.

Правильная работа – это максимально возможное сохранение конкуренции с импортом и друг другом при одновременной гибкой защите национального рынка. Кто сможет найти оптимальный баланс, тот выиграет. Кто ограничит конкуренцию, – ему грозит застой.

— И вопрос не о работе, а об отдыхе. Что планируете на Новый год?

— Я еще не знаю, как сложится. У меня трое детей, нужно с ними согласовать, нужно, чтобы они хотя бы не болели.

— Предпочитаете уезжать на дачу, за границу?

— Предпочитаю на дачу. Так мы проводили последний Новый год.

Продолжение интервью