Хороший спектакль почти всегда построен на крови

Действие первое: Бонжур

- Вы - журналист, театральный критик - решили облечь своё творчество в новую форму. Или не совсем новую?

С девяти лет я вёл дневники. Просто фиксировал происходящее: что случилось дома и в школе. Позже, лет в тринадцать,   я уже начал описывать чувства и мысли. Тогда же стал писать рассказы, правда, очень мрачные… Поступление на театроведческий факультет ГИТИСа было компромиссом между моей любовью к театру и желанием писать. В принципе, я всегда хотел писать какие-то художественные вещи. Когда появилась возможность уйти на время из основной профессии, я и написал роман.

- Наверное, было тяжело перестроиться после журналистских текстов на литературные?

- Это совершенно другой стиль письма, он гораздо богаче и даёт значительно больше возможностей. В художественном тексте, конечно, не может быть определённости, свойственной   текстам журналистским. В романе сталкиваются непохожие друг на друга персонажи, и каждый борется за свою идею и свой способ жизни. Писатель, мне кажется, не имеет право быть на стороне кого-то из своих героев, «подыгрывать» ему. Он должен дать возможность каждому донести свою правду.

- Когда вы работали над романом, журналистикой не занимались?

- В начале работы над романом мне нужно было написать колонку для одного журнала. Но я настолько настроился на другой ритм и стиль письма, что, наверное, неделю работал над текстом, который раньше написал бы за один вечер. И я понял: если я хочу заниматься и журналистикой, нужно делать перерывы в работе над романом.  Грубо говоря, утром писать роман, а вечером – колонку, я не мог. И думаю, что не смогу.

  Действие второе: Весь мир – театр?

- Говорят, что из писателей редко получаются хорошие журналисты, а из журналистов писатели - наоборот, потому что за годы работы с разными людьми в голове рождается много образов, историй...

- Конечно, то, что ты знаешь, входит в текст, хочешь ты этого или не хочешь. Театральный журналист неизбежно сталкивается с театром, с людьми театра, и поэтому весь свой опыт я использовал. Хотя, конечно, не весь (смеётся) . Например – главный герой романа, неудачливый актер Александр, похож на большинство невостребованных артистов. Они круглосуточно обижены, почти неправдоподобно ранимы. И режиссёры, в принципе, похожи на героя романа по имени Сильвестр Андреев. Режиссёр почти всегда тиран, деспот и… психолог. Ради спектакля он готов на всё. Ведь хороший спектакль почти всегда построен на крови. Зритель смотрит постановку и наслаждается, не предполагая даже, какое количество интриг, а порой и просто унижений пришлось преодолеть и претерпеть тем, кто в этом спектакле играет. А также тем, кто хотел сыграть, но  - не получил роль.

- Но театр в вашем романе - это всё равно некий образ, модель мира. Потому что все люди - актёры?

- Частично да. Но я имел в виду несколько иное. Ведь театр - это место, где режиссёр манипулирует сознанием артиста, у труппы и режиссёра – взаимный страх друг перед другом, и вместе с тем – колоссальная друг от друга зависимость. Вот эти три составляющие – манипуляции сознанием, страх и зависимость (от партнёра, от денег, от работы) - как мне кажется, в огромной степени присутствуют не только в театре, но и далеко за его пределами. К тому же, в романе есть  персонажи, которые определяют облик сегодняшнего дня: священник, пытающийся оказывать влияние на всё и на всех, и так называемый «недоолигарх», благодаря деньгам получающий огромную власть… Но это я сейчас так гладко рассказываю, а писал я без плана. Никакой заранее определённой структуры не было.

- Герои и сюжет рождались по ходу работы?

- Я хотел написать текст, который бы увлёк меня самого. А потому я не должен был заранее знать, что будет дальше. Главное было – определить психологию и цели героев, а потом они вступили в неизбежные конфликты и тем самым определили сюжет.

  Действие третье. Чуть-чуть о героях

- Одно ведущее издательство предложило вам контракт, по которому вы должны были бы писать три романа в год. Не подписали, потому что не можете ставить себе какие-то сроки?

- Над «Театральной историей» я работал полтора года, правда, с перерывами. Сказали бы «выдавать» один роман в год, я бы, может быть,  подписал. Но три романа - это невозможно. Для меня это не бизнес, хотя я не могу сказать, что роман мне совсем ничего не принёс.  Но писал я его точно не из-за желания заработать.

- Недавно Президент подписал закон о запрете мата в СМИ, кино и литературе. В вашем романе есть парочка «крепких словечек». Считаете, что без мата литературные произведения не будут достоверными?

- В последнее время появляется слишком много запретов - «сюда не ходи, сюда не поворачивай, тут не задерживайся». На дороге расставлены сплошные запретительные знаки. Многие поговаривают о благотворном влиянии цензуры на искусство, но мне кажется, есть много других способов простимулировать его развитие.   С другой стороны, я никогда не любил ни пьесы, ни романы, ни фильмы с обилием мата. Не понимал, какой реакции авторы таких произведений ждут от публики, кроме изумления или брезгливости. Автор, который обильно использует мат, сознательно и резко ограничивает свою аудиторию.   Но иногда, как в жизни, так и в литературе, возникает потребность именно в таких словах. И чтобы они производили впечатление, они должны использоваться крайне редко. В моём романе они были необходимы лишь три раза на протяжении 432 страниц.

- Артур, вы сказали, что с детства писали дневники, сразу рождаются ассоциации с главным героем вашего романа Александром, который постоянно пишет в свой дневник... Немного о параллелях с героями.

- Все герои, кроме «недоолигарха», в чём-то на меня похожи. Но с главным героем романа, традиционным для нашей литературы «маленьким человеком», я чувствую очень сильную связь. Вокруг Александра – мощные фигуры (режиссёр, священник, «недоолигарх»), которые с его помощью вершат свои дела, втягивают его в свои игры. Что он может сделать? Уйти из театра? Но мы ведь уже обсудили, что театр - модель жизни. Александр растерян от того, что происходит в театре, как мы растеряны от того, что происходит в мире. Особенно сейчас. Но Александр выход находит. И его поступок, кажется, даёт надежду.

Занавес.

Наталья Игнатенко.

Фото Павла ДМИТРИЕВА