Сильная доля
Галина Вишневская: «Я стремилась петь, выходить на сцену – хоть на несколько минут уйти из реальной жизни»
Чтобы понять, через какую бездну пришлось перейти Галине Вишневской, [
«Город полон военных, и возле нашего здания всегда толпятся моряки – ждут. У нас был отнюдь не «институт благородных девиц» – о «голубой дивизии» шла дурная слава. – Это одно из самых тяжелых признаний Галины Вишневской о своей молодости. – В те страшные годы, когда на плечи женщин легла такая непомерная тяжесть, много было изуродованных жизней. Женщины пили наравне с мужчинами, курили махорку. И я через это прошла – пила спирт и курила…»
Таким образом, Галина Вишневская вспоминала о том, как в возрасте шестнадцати лет служила в частях ПВО во время Великой Отечественной войны.
«Мне остается либо опуститься на самое дно, либо выйти из этого месива недосягаемой и сильной»
Сегодня многие, включая генерального директора Большого театра Анатолия Иксанова, не понимают: что же Галина Вишневская так цеплялась к «авангардным» постановкам на оперной сцене? Почему приходила от них в ужас?
Вишневская бурно возмущалась тем, что современные режиссеры заставляют оперных солистов петь, сидя на унитазе, вниз головой, раздеваясь донага или смачно отхаркиваясь.
Для нее оперное искусство было чем-то возвышенным, способным поднять человека со дна или не дать ему до этого дна опуститься.
Галина Вишневская еще в ранней юности почувствовала настоящую силу искусства.
«Предоставленная сама себе в этом круговороте человеческих страстей, видя рядом разврат и возвышенную любовь, дружбу и предательство, я поняла, что мне остается либо опуститься на самое дно, либо выйти из этого месива недосягаемой и сильной. И я чувствовала, я знала, что помочь мне может только искусство, – написала она в своей автобиографии «Галина». – Поэтому стремилась петь, выходить на сцену – хоть на несколько минут уйти из реальной жизни, чувствовать в себе силу вести за собою людей в мой особый, в мой прекрасный мир».
Многие нынешние оперные постановки – этот тот самый разврат, предательство, дно, от которых юная Галя Иванова бежала, спасаясь в прекрасном оперном мире.
Современная оперная индустрия в поисках зрителей и денег тянет на сцену всё, что ни попадя, настойчиво подменяя прекрасный мир отвратительным – для того, чтобы сравнять реальную жизнь и искусство. Иначе говоря – опустить искусство на уровень дна жизни.
«Не имею к этому театру никакого отношения»
Галина Вишневская должна была приехать в Псков на открытие XVIII Всероссийского пушкинского театрального фестиваля в 2011 году. Но в последний момент заболела. Так что певцов Центра оперного пения Галины Вишневской на сцене Псковского академического театра драмы представляла её дочь Ольга Ростропович.
В тот февральский вечер Центр оперного пения Галины Вишневской показывал оперу «Евгений Онегин» – одно из любимейших произведений Галины Вишневской.
Постановщик Андрис Лиепа не стал перечить Пушкину и Чайковскому, не стал унижать артистов и зрителей. Псковичи увидели полноценный классический спектакль.
Ленского не забили ногами, не прихлопнули мухобойкой, не растерзали, как Муаммара Каддафи.
Живая энергия «Евгения Онегина» была в молодых голосах и в подчеркнутом нежелании следовать извращенной моде.
Создавалось полное ощущение, что Галина Вишневская все же приехала и находится в зале.
После того спектакля я спросил Ольгу Ростропович: «Вы тоже считаете, что классическую оперу убивают режиссеры?»
«Это стопроцентный факт, – ответила дочь Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича. – Столько было версий «Евгения Онегина», и одна другой гаже. Всё время ждешь, когда произойдет еще что-то, и каждый раз этому удивляешься. Например, в одной из постановок Ленский погибает в пьяной драке, кто-то его чуть ли не бутылкой бьет. Он умирает, и потом его метлой выбрасывают за сцену. Ну что это, разве не убийство?»
Шесть лет назад Галина Вишневская, побывав на премьере «Евгения Онегина» в постановке Дмитрия Чернякова, [ 3 ] отказалась от объявленного на сцене Большого театра юбилейного вечера.
В качестве мелкой мести Вишневской на то же число руководство Большого театра поставило «Евгения Онегина» в той версии, которую певица назвала «осквернением национальных святынь».
Побывав незадолго до своего восьмидесятилетнего юбилея на премьере обновленного «Евгения Онегина», Галина Вишневская сделала безжалостный вывод: «Не имею к этому театру никакого отношения… Меня охватило отчаяние от происходящего на сцене. Я двое суток не спала и написала письмо директору. О том, что я отказываюсь от празднования юбилея в этом театре. Выходит, зря прожита жизнь и зачем дальше вообще учить, если Большой театр выпускает такое…».
Вся жизнь Галины Вишневской была связана с оперой «Евгений Онегин». Десятилетней девочкой она училась петь по патефонной пластинке, на которой партию Татьяны исполняла Елена Кругликова, а Ленского – Иван Козловский.
Через шестнадцать лет Галина Вишневская дебютировала с партией Татьяны на сцене Большого театра, а через 46 лет, в 1982 году, в находясь в изгнании, она в последний раз вышла на оперную сцену в спектакле. И это снова был «Евгений Онегин», который специально для восьми прощальных спектаклей поставили в парижском Гранд-опера.
И вот в свой юбилейный год она приходит на «Евгения Онегина» в Большой театр и видит: «Хор, как табун жеребцов и кобылиц, ржет над тем, как Онегин с Ленским ссорятся. В сцене дуэли в козлячьем тулупе сидит Ленский, Зарецкий храпит пьяный на диване. Ленский поет: «Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни», а тетки с грязными тряпками убирают пол после пьянки, то есть Ларинского бала. Что это? Я содрогнулась. Я не могла заснуть две ночи… Это хулиганство». [ 4 ]
Это описание, сделанное самой Галиной Вишневской.
«Это падение искусства, падение нации»
При этом надо понимать, что она была совсем не ретроград. Нововведения были ей не чужды. К рискованным экспериментам она тоже была готова и время от времени принимала в них участие (один из самых заметных – главная драматическая роль в художественном фильме Александра Сокурова «Александра», который снимался в Чечне).
Однако Вишневская умела разделять новаторство и воинствующую бездарность.
Мелкое хулиганство на большой сцене объясняется очень просто – у постановщиков нет оригинальных идей и прилагающейся к ней оригинальной музыки высокого уровня. По этой причине используется популярная классика, на которую механически накладываются эпатажные театральные приёмы.
«Гораздо проще поставить такой «современный» спектакль, – объясняла Галина Вишневская, – и очень трудно сделать классический: с интересными мизансценами, не выдумывая ничего поверх, не дописывая «ржание» – так, что оркестра не слышно. Я думаю: то, что происходит, это падение искусства, падение нации, если хотите. Когда Ленский запел: «Куда, куда вы удалились…», я не могла сдержаться, у меня потекли слезы от унижения, что я вижу артиста в такой ситуации. Он поет божественную, гениальную арию, а вокруг ходят люди и какую-то блевотину вытирают около него...» [ 5 ]
Подобные прямые высказывания Вишневской простить не могли. Отсюда и демарш Большого театра, в день отмененного юбилея показавшего не что-нибудь, а «Евгения Онегина» Дмитрия Чернякова.
В этом был особый смак – помахать перед лицом Вишневской грязной шваброй с «блевотиной Ленского» и тем самым якобы поставить Галину Вишневскую на место.
Не случайно ответное письмо, написанное Вишневской генеральным директором Большого театра, заканчивалось словами: «Каждый сам вправе решать, где ему праздновать день рождения. Некоторые вообще отмечают юбилеи дома».
В общем, Вишневской недвусмысленно дали понять, что ее место не в театре, а на кухне.
Так получилось, что Галину Вишневскую всю её жизнь постоянно кто-то хотел поставить на место. Отстранить. Вплоть до лишения гражданства.
С первых минут появления на свет она оказалась лишней.
«Когда я родилась, – вспоминала Галина Вишневская, – мать посмотрела на меня и отвернулась: «Унесите ее, какая некрасивая!»
Когда Гале Ивановой исполнилось шесть недель, её на воспитание взяла к себе бабушка, мать отца – Дарья Александровна Иванова. При живых родителях бабушка называла внучку «сиротка».
Но у этой «сиротки» уже был сильный голос.
«Мне только три года, а голос мой как у взрослой, – написала Галина Вишневская в автобиографии. – Я родилась с поставленным от природы голосом, и окружающим странно было слышать такой сильный грудной звук, воспроизводимый горлом совсем маленькой девочки… «Очи чер-ные, очи страст-ные, очи жгучие и прекра-а-а-а-с-ные...»
Летом бабушка и дедушка привозили Галю из Кронштадта на «дачу» – в деревню. Это было как раз время жестокой коллективизации.
Так что первые её детские впечатления: бегущие люди, крик, непонятное слово «ироды», ухватившиеся за подол ревущие дети, тощие лошади, заброшенные в телегу кастрюли, одеяла, подушки, медный самовар, который два здоровых мужика вырывают из рук плачущей женщины… Коллективизация.
Много лет спустя, когда Галина Вишневская и Мстислав Ростропович поселят у себя на настоящей даче опального Александра Солженицына [ 6 ], то ничего удивительного в этом не будет. О людоедской сущности коммунистического режима она знала не из книг.
А 1937 год Галина Вишневская вспоминала в подробностях. И эти подробности в советское время совершенно невозможно было опубликовать, потому что певица сравнивала два режима – гитлеровский и сталинский, смертельное дыхание которых она ощутила в полной мере. И не находила принципиальной разницы.
«Как в гитлеровской Германии учили немецких детей доносить на своих родителей, – рассказывала Галина Вишневская, – так и у нас в России начали сознательно воспитывать поколение стукачей, уже начиная со школы. Да нет, еще и гораздо раньше – в детском саду… Сначала в этой атмосфере появляются добровольные стукачи – негодяи первыми чуют, откуда ветер дует, и первыми лезут к кормушке. Затем уже на пионерских и комсомольских собраниях нам разъясняют, что мы окружены врагами, что мы обязаны обо всякой подозрительной ситуации донести в школу или в милицию. Всякий донос поощряется, стукачей ставят в пример – на них должны равняться все остальные ребята».
«Я для них уже потенциальный враг советского государства»
Весной 1942 года пятнадцатилетнюю Галю нашли истощенной при обходе ленинградских квартир. Она лежала на диване и не могла приподняться.
К тому времени она осталась в Ленинграде одна (отец служил Кронштадте, в продовольственном отделе, а мать еще до войны уехала с новым мужем на Дальний Восток).
Остаться в живых помогло высокое искусство. То искусство, которое избегает бессмысленной грязи и пошлости. Во всяком случае, для будущей солистки Большого театра это было важнее куска хлеба.
Особо ее вдохновлял американский фильм «Большой вальс», поставленный режиссёром Жюльеном Дювивье с музыкой Иоганна Штрауса в обработке Дмитрия Тёмкина
«Я жила в каком-то полусне, – вспоминала Галина Вишневская о днях ленинградской блокады. – Опухшая от голода, сидела одна, закутанная в одеяла, в пустой квартире и мечтала... Не о еде. Плыли передо мной замки, рыцари, короли. Вот я иду по парку в красивом платье с кринолином, как Милица Корьюс в американском фильме «Большой вальс»; появляется красавец герцог, он влюбляется в меня, он женится на мне... Ну и, конечно, я пою – как она в том фильме (я еще до войны смотрела его раз двадцать).
Я даже не страдала от голода, а просто тихонько слабела и все больше и больше спала. Мучило лишь вечное ощущение холода, когда ничем нельзя согреться».
Блокада, голод, фронтовая бригада, роды и смерть ребенка, служба, работа. И, в довершении всего, болезнь, которую многие сочли смертельной: открытая форма туберкулеза. Это было уже после войны, но возможности для лечения оказались минимальными. Лекарств не достать.
«Не трогайте меня, не смейте, не смейте!..»
Казалось бы, единственным шансом для выживания была убийственная для певицы операция на легком – для избавления от пневмоторакса (скопления газа в плевральной полости).
Врач уже приготовил трубчатую иглу. Галина лежала на операционном столе. Спиртом протерли левый бок. В ее голове пронеслось: «Поддуть легкое – конец пению, без пения мне не жить, значит, конец жизни... Лучше умереть!»
В последний момент Галина с криком «Не трогайте меня, не смейте, не смейте!..» соскочила с операционного стола и убежала.
Казалось бы, это была верная смерть.
В действительности, это была верная жизнь, за которую началась непрерывная борьба.
Теплое растопленное свиное сало, мед с маслом, 10 сырых яиц в день, дорогостоящие лекарства, за которыми приходилось гоняться на чёрном рынке.
Болезнь тянула назад, на дно, в тусклые больничные коридоры, переполненные еле живыми людьми в серых халатах, а великая музыка звала на сцену, туда, где свет, красивые люди и божественная музыка.
Еще одно испытание ждало Галину Вишневскую в 1952 году, когда она поступала в Большой театр – не имея даже среднего, не то что консерваторского образования.
В Большой театр пришла поступать цыганка (так её называли, имея в виду мать – наполовину цыганку, наполовину польку), опереточная певица с семью классами образования.
Её, вопреки правилам, вроде бы уже приняли. Голос был сильнее образования. Осталась лишь формальность – заполнить анкету в отделе кадров.
«И тут ножом полоснуло: отец! У него 58-я – враг народа! Еще жив был Сталин, и не было такого человека в стране, который бы не знал, что такое 58-я статья. По этой статье сгноили в тюрьмах и лагерях миллионы людей. Если докопаются, что мой отец в тюрьме по политической статье, театра мне не видать: я для них уже потенциальный враг советского государства».
Отец, бросивший её, был репрессирован. Об этом Галина знала точно, но после некоторого раздумья написала в анкете, что отец во время войны пропал без вести («Авось не докопаются, гады»).
«Пулей вылетела оттуда на улицу, – вспоминала Галина Вишневская. –Большой театр! Так вот каков ты, «могучий колосс»... Стоишь ты на глиняных ногах, и ничтожный карлик, прячущийся за ватной дверью, легким щелчком может свернуть тебе шею».
Под ничтожным карликом Галина Вишневская подразумевала безликого сотрудника КГБ, который росчерком пера определял судьбы больших артистов.
В тот раз «ничтожный карлик» повёл себя смирно. Галину Вишневскую приняли в Большой театр.
«Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами»
В марте 1978 года, когда Галину Вишневскую и Мстислава Ростроповича лишат гражданства «из-за антисоветской деятельности», они напишут Леониду Брежневу письмо, начинавшееся словами: «Гражданин Председатель Верховного Совета Союза ССР! Верховный Совет Союза ССР, который Вы возглавляете, лишил нас советского гражданства. Точнее, Вы лишаете нас возможности жить и умереть на своей земле, на которой мы родились и которой небезуспешно отдали почти полвека нашей жизни…».
В итоге же жизнь Вишневской и Ростроповича оказалась длинней, чем жизнь Советского Союза. КПСС и КГБ не смогли лишить великих музыкантов возможности умереть на своей земле.
«Вы, наверное, думаете, что выбросили нас на свалку, куда в свое время выбросили Рахманинова, Шаляпина, Стравинского, Кандинского, Шемякина, Неизвестного, Бунина, Солженицына, Максимова, Некрасова, – писали Вишневская и Ростропович Брежневу в 1978 году. – В Ваших силах заставить нас переменить место жительства, но Вы бессильны переменить наши сердца, и, где бы мы ни находились, мы будем продолжать с гордостью за русский народ и с любовью к нему нести наше искусство».
Это письмо было реакцией на обвинения, выдвинутые руководством СССР против Мстислава Ростроповича и Галины Вишневской. Они якобы «занимались антипатриотической деятельностью, порочили советский общественный строй, оказывали материальную помощь подрывным антисоветским центрам, устраивали концерты, сборы с которых шли в пользу белоэмигрантских организаций». [ 7 ]
Никаких доказательств, по своему обыкновению, советское государство предъявить не удосужилось, ограничившись пропагандистскими сюжетами в СМИ.
Некоторые участники той чекистской травли середины семидесятых до сих пор находятся в России при власти (и при деньгах), активно изображая из себя патриотов и вместе со своими учениками выискивая новые жертвы. Методы за сорок лет абсолютно не изменились.
Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, обращаясь к Леониду Брежневу, объявили: «Мы не признаем Вашего права на акт насилия над нами, пока нам не будут предъявлены конкретные обвинения и дана возможность законной защиты от обвинений. Мы требуем над нами суда в любом месте СССР, в любое время с одним условием, чтобы этот процесс был открытым».
Это было соперничество заведомо неравных.
С одной стороны – Брежнев и Андропов, умирающие вожди умирающего государства, а с другой стороны – Вишневская и Ростропович с их выдающимися талантами и бессмертной музыкой.
Официальным голосом СССР в то время был Брежнев с его заплетающимся языком. Куда ему было против голоса Вишневской?
Ни в каком страшном сне советские вожди не могли представить себе открытый судебный процесс. Открытая ложь – да, сколько угодно, но открытый процесс?
Клевета и удары исподтишка – это всё, на что был способен умирающий Советский Союз в борьбе с изгнанниками.
Бессильная огромная держава, лишающая гражданства своих лучших граждан «за действия, порочащие звание гражданина», была обречена.
* * *
В сороковые годы прошлого века Галина Вишневская, по ее собственному выражению, «вышла из месива недосягаемой и сильной». Недосягаемой и сильной. Такой она и оставалась до последних своих дней, прожив 86 лет.
У её бабушки Дарьи Александровны было две главные заповеди: не врать и не воровать. Об этом она своей внучке говорила постоянно. О том же Галина Вишневская говорила своим детям и ученикам.
Учеников у неё было много. В 76 лет Галина Вишневская создала в Москве на Остоженке Центр оперного пения.
Совсем недавно, в ноябре 2012 года, в Псковской областной филармонии с большим успехом выступил один из лучших выпускников Центра оперного пения Галины Вишневской баритон Сергей Плюснин. [ 8 ]
Галина Вишневская, когда речь заходила об оперном пении, постоянно обращала внимание на то, на что многие другие преподаватели внимания не обращают.
Голос, по словам Галины Вишневской, – это не только дар природы, но и нечто большее.
Голос – это опыт, голос – это те книги, которые ты прочел, это те чувства, которые ты испытывал. В общем, голос – это культура. Вокруг слишком много примеров того, как люди безропотно расставались со своим собственным голосом и переходили из света в тень.
Голос не дается раз и навсегда. Потерять его не так сложно.
Отсюда и неприятие Галиной Вишневской «бандитских постановок».
Певец, поставленный в неестественные условия, начинает петь неестественно. Это неизбежно.
Прожив длинную и насыщенную жизнь, Галина Вишневская сохранила голос даже после того, как перестала петь.
Алексей СЕМЁНОВ
Сильная доля, тяжёлая доля (муз.), – в тактовой системе первая, метрически опорная доля такта, перед которой ставится тактовая черта. Регулярность сильной доли при неизменном тактовом размере – одно из организующих начал музыкальной формы.
1 Галина Павловна Вишневская (урождённая – Иванова; 25 октября 1926, Ленинград – 11 декабря 2012, Москва) – советская и российская оперная певица (сопрано) и театральный режиссёр, педагог, актриса.
2 Впервые изданная в 1984 году в США на английском языке, книга «Галина» стала бестселлером. Переведена на все европейские языки. На русском языке книга вышла в 1985 году в Париже. Получила несколько литературных премий. 24 октября 2011 года Галина Вишневская представила новое издание книги «Галина. История жизни», приуроченное к её 85-летнему юбилею.
3 Дмитрий Черняков – современный российский оперный режиссёр, лауреат премии «Золотая маска», обладатель премии Франко Аббьяти.
4 См.: И. Муравьёва. Клан сопрано // «Российская газета», № 4172 от 15.09.2006 г.
5 См.: И. Муравёва. Клан сопрано //, «Российская газета» №4172 от 15. 09.2006 г
6 См.: Л. Шлосберг. Страна без праведника // «ПГ», № 31 (400) от 6-12 августа 2008 г.; Л. Шлосберг. Поворотный день // «ПГ», № 45 (617) от 21-27 ноября 2012 г.
7 См.: Редакция. «Идейные перерожденцы» // «Известия», 16 марта 1978 г.
8 См.: А. Семёнов. «Верни мне музыку» // «ПГ», № 47 (619) от 5-11 декабря 2012 г.